Если вас что-то смущает во мне, не ставьте меня в известность, попробуйте пережить потрясение самостоятельно.
читать дальше- Вообще-то, я не стал бы просить вас о помощи, если бы там не бегали собаки, - шепотом сказал Ивар, когда мы спускались по лестнице. Он держал зажженную свечу и неровные блики света прыгали по потолку и стенам. Седьмая ступенька скрипнула, на втором этаже, в спальне, захныкала дочь Лидки.
- Тише, - зачем-то сказал я и придержал его за плечо. – Разумеется, я вас провожу, вы же гость. Хотя собаки наверняка привязаны.
- Тем не менее.
Я отодвинул засов в двери и толкнул ее, впуская в протопленный дом стылый ночной воздух. Луна, освещавшая двор совсем недавно, скрылась за облаком, и темень снаружи стояла полная.
- Вы первый, - сказал Ивар, не двигаясь с места, и отдал мне оплывающую в подсвечнике свечу.
Я вышел на крыльцо, огляделся. Огонек слепил меня, больше мешая, чем помогая, но собак видно не было. Наверное, Ларс их привязал у дальней стены дома, или запер в овчарне.
- Идите уже, - сказал я, чувствуя, что банальный поход по нужде превращается в целую экспедицию. Я сам бы просто справил ее с крыльца, но предложить такое Ивару не смог. Талер неуверенно переступил порог и начал спускаться по ступенькам. Я смотрел на него и на огонь, а думал о своем – слишком много воспоминаний вызывал у меня этот двор, его ночные звуки и запахи. Как будто не было десяти лет. Как будто я, еще мальчишка, и выскользнул ночью из дома, чтобы…
Что-то прыгнуло на меня из темноты, горячее дыхание обдало руку. Я вскрикнул от неожиданности, зная, что сейчас крепкие зубы оказавшейся на свободе овчарки вонзятся в мое запястье, свечка чуть не выпала из рук. Следующим движением я, так и не успев ничего подумать, рывком швырнул Ивара к стене и прижался, втискивая его в каменную кладку, закрывая собой от собачьих клыков. Время замерло, скрип колеса протяжно звенел у меня в ушах, а прямо перед лицом были широко распахнутые глаза Ивара и приоткрытые в немом крике губы. А потом наваждение пропало. Трой, чрезвычайно довольный тем, что его обожаемый хозяин вышел, наконец, из дома, боднул меня лохматой башкой в бедро и уселся рядом. Ивар тоже перевел дыхание, он-то не кричал, в отличие от меня. Потом нервно облизнулся и посмотрел прямо мне в лицо:
- Ну вы меня или отпускайте, или уже… целуйте.
Мгновение я переваривал услышанное, а потом осознал, что это может быть понято Иваром, как колебания. Вздрогнул и шарахнулся назад, отдергивая руку, которой удерживал его.
- Что?!
- Я так и знал, что вас это в чувство приведет, - пробормотал Ивар, голос его заметно дрожал. – Ну и напугали вы меня. Я чуть не… ну, в общем, еще чуть-чуть и можно было бы никуда не ходить.
Я через силу улыбнулся, чувствуя, как меня отпускает напряжение. Его дурацкая, на грани приличия шутка, оказала почти мгновенное действие, и я перестал чувствовать себя смешным, со своей нелепой попыткой спасения.
- И вообще, полковник! – Ивар аккуратно взял у меня свечку и начал ее аккуратно выпрямлять. – Где ваша храбрость, воспетая трубадурами и журналистами ежедневных изданий? Что же вы так орете-то?
Трой, поддерживая его, радостно повилял хвостом.
- Я артиллерист, а не пехотинец, - буркнул я. – И тем более, не дрессировщик в цирке, работающий с глупыми и невоспитанными собаками. Господин Талер… вы все еще собираетесь посетить…
- Туалетную комнату? – подхватил мой тон Ивар. – О да. Все еще собираюсь. Только проводите меня теперь уж до конца. Вдруг еще какие-то опасности поджидают меня в вашем дворе.
Я улыбнулся. Вообще-то, сперва я собирался просто дождаться его на крыльце, тропинка в нужную сторону была прямой и заблудиться невозможно. Но отказать сейчас не смог, и просто пошел вперед, свистнув Трою, чтобы он следовал за нами. Остальных собак видно не было, значит Ларс оставил на свободе только Троя, зная, что тот не тронет. Ивар со свечой в руке догнал меня и неожиданно взял за руку. Его пальцы, холодные, крепкие, втиснулись мне в ладонь и крепко сжали. Это получилось так просто и так правильно, как будто он действительно нуждался в моей защите и доверял мне. Я сбился с шага и на мгновение в моем мире не осталось ничего, кроме этого прикосновения. В отличие от всего остального, что делал Ивар, когда пытался меня задеть, тут и намека не было на чувственность. Наверное потому я поверил, что сейчас он абсолютно серьезен.
Отпускать его руку не хотелось, но дощатая постройка с вырезанным на двери сердечком, была слишком близко от дома. Я с усилием, и не сразу разжал пальцы, но Ивар то ли не заметил этого, то ли сделал вид, в любом случае, я был ему благодарен. Он скрылся в домике вместе со свечкой, а я, прислонившись спиной к стене сарая, смотрел на звезды в просвете облаков. Черные, рваные по краям тучи наползали на Святой Крест, на Двух Собак, а от Матери-Победы остался виден только меч и часть руки. Я старательно рассматривал небо, разбирая знакомые созвездия, чтобы отвлечься от явственного и деловитого журчания за хлипкой деревянной стенкой. Почему-то это простое и понятное действо в исполнении Ивара вгоняло меня в краску куда сильнее, чем, например, раскрашенные фотографии с голыми «наложницами восточного принца», которые я видел в столице.
Наконец, Ивар вышел, одной рукой застегивая штаны.
- Хорошо, что дождались меня, - серьезно сказал он. – Я, признаться, темноту не очень люблю. Вы… пойдете?
При мысли о том, что теперь он будет стоять и слушать, я с ужасом помотал головой. Ивар рассмеялся, глядя на меня, но, к моему удивлению, это совсем не казалось злой насмешкой.
- Знаете, Манфред, не думал, что у вас может быть такой испуганный вид, - сказал он. – Я думал, после защиты Аран и после Доргата, и где вы там еще отличились, вас уже ничем не испугать.
- Это все нечестно, - ответил я и пояснил, натолкнувшись на удивленный взгляд. – При защите Аран куда больше отличились те, кто там погиб. Я знаю, я видел. Я же просто… мне просто повезло. А потом господин Верде сказал, что государству нужны герои, и что я на эту роль подхожу лучше всего. Не потому, что такой выдающийся офицер.
- А потому, что дворянин, что молодой, и что чертовски красивый? – закончил за меня Ивар. – Хорошо будете смотреться на парадах, и на открытках для благотворительных сборов.
- Издеваетесь? – холодно спросил я, чувствуя, как больно рвется незримая тонкая ниточка приязни, которая натянулась было между нами. Ивар резко вскинул на меня глаза, почти черные при свете свечи и прикусил губу.
- В том-то и дело, что нет, - тихо сказал он, медленно, словно подбирая слова. – Но вы мне не поверите, я понимаю. Манфред, я был неправ тогда, более того, я вел себя как свинья. У меня есть оправдания, но их долго объяснять. Просто, поверьте мне сейчас? Вы не урод. Вы не вызываете у меня неприязни. Вы…
Я продолжал смотреть на него, сжав губы. Каждое его слово, возможно и против желания Ивара, делало мне очень больно, как будто в затянувшейся, застарелой ране, начали ковырять стальным крючком.
- А в то, что вы урод, поверили с первого раза, - вздохнул Ивар. – Ну как вам еще объяснить, что…
Он вдруг легонько толкнул меня рукой в грудь, заставляя отступить на шаг, так, что я уперся спиной в дверцу с сердечком, а потом, как-то неожиданно оказался вплотную, словно теперь он закрывал меня от какой-то неведомой опасности, и поцеловал. Настойчиво, сильно – так что я, невольно отпрянув в первое мгновение, больно стукнулся затылком о доски. А потом замер, боясь неловким движением или жестом разорвать это наваждение. Ивар обнимал меня за шею, чертова свечка в другой его руке слепила мне глаз, а его губы, точно такие, как я себе представлял – чуть шершавые, обветренные, влажные, слились с моими. Я плохо помню, как он меня отпустил, знаю лишь, что длилось все недолго. У меня билось сердце так, что казалось, оно проломит изнутри ребра, и в коленях появилась недостойная имперского офицера слабость. Я стоял, привалившись к «туалетной комнате» и пытался отдышаться.
- Ну, вы только в обморок тут не грохнитесь, полковник, - судя по голосу, к Ивару возвращалось привычное расположение духа. Я был этому чрезвычайно рад – он словно давал мне необходимую передышку, возможность подумать над тем, что произошло, и решить, как вообще с этим дальше жить. – Вы тяжелый, я вас не донесу, еще и на второй этаж.
- Ага, - выдохнул я, выпрямляясь. – Все хорошо.
- А то, - улыбнулся Ивар. – Конечно, хорошо.
Я с некоторым подозрением посмотрел на него, но Ивар улыбался вполне обыкновенно и, кажется, довольно. В моей же голове творился полный сумбур, я кое-как смог выровнять дыхание, и заставить себя не думать пока о произошедшем, и о мотивах Ивара. Случившееся было слишком невероятно, так что я решил, что Талер просто решил меня лишний раз поддразнить или шокировать. Впрочем, если бы я был ему действительно физически неприятен, выбирать подобный способ он вряд ли стал бы.
- Манфред, вам не говорили, что солдатам много думать – вредно? – дернул он меня за рукав. – Пойдемте уже, я спать хочу.
Я кивнул, выдираясь из водоворота сумбурных мыслей и двинулся по дорожке, к темнеющему впереди дому. Ивар в этот раз не стал брать меня за руку, он просто шел рядом, неся многострадальную и покосившуюся, но так и не погасшую свечку.
В библиотеке, раздевшись и улегшись на свой топчан, который вызвал у меня новый шквал ностальгических воспоминаний, я смотрел сквозь дырявую ширму, как возится со своей постелью Ивар. Он тоже уже разделся, оставшись в одних подштанниках, и кожа у него оказалась белая, нежная, как у фарфоровой куклы. А может, такой эффект был от тусклого света керосинки и от торчащих из прорехи на ткани ниток, делавших всю картинку слегка размытой. Я смотрел на его спину с торчащими позвонками, и задумчиво касался пальцами своих губ. А потом Ивар прикрутил фитилек у лампы, и комната погрузилась в темноту.
- Тише, - зачем-то сказал я и придержал его за плечо. – Разумеется, я вас провожу, вы же гость. Хотя собаки наверняка привязаны.
- Тем не менее.
Я отодвинул засов в двери и толкнул ее, впуская в протопленный дом стылый ночной воздух. Луна, освещавшая двор совсем недавно, скрылась за облаком, и темень снаружи стояла полная.
- Вы первый, - сказал Ивар, не двигаясь с места, и отдал мне оплывающую в подсвечнике свечу.
Я вышел на крыльцо, огляделся. Огонек слепил меня, больше мешая, чем помогая, но собак видно не было. Наверное, Ларс их привязал у дальней стены дома, или запер в овчарне.
- Идите уже, - сказал я, чувствуя, что банальный поход по нужде превращается в целую экспедицию. Я сам бы просто справил ее с крыльца, но предложить такое Ивару не смог. Талер неуверенно переступил порог и начал спускаться по ступенькам. Я смотрел на него и на огонь, а думал о своем – слишком много воспоминаний вызывал у меня этот двор, его ночные звуки и запахи. Как будто не было десяти лет. Как будто я, еще мальчишка, и выскользнул ночью из дома, чтобы…
Что-то прыгнуло на меня из темноты, горячее дыхание обдало руку. Я вскрикнул от неожиданности, зная, что сейчас крепкие зубы оказавшейся на свободе овчарки вонзятся в мое запястье, свечка чуть не выпала из рук. Следующим движением я, так и не успев ничего подумать, рывком швырнул Ивара к стене и прижался, втискивая его в каменную кладку, закрывая собой от собачьих клыков. Время замерло, скрип колеса протяжно звенел у меня в ушах, а прямо перед лицом были широко распахнутые глаза Ивара и приоткрытые в немом крике губы. А потом наваждение пропало. Трой, чрезвычайно довольный тем, что его обожаемый хозяин вышел, наконец, из дома, боднул меня лохматой башкой в бедро и уселся рядом. Ивар тоже перевел дыхание, он-то не кричал, в отличие от меня. Потом нервно облизнулся и посмотрел прямо мне в лицо:
- Ну вы меня или отпускайте, или уже… целуйте.
Мгновение я переваривал услышанное, а потом осознал, что это может быть понято Иваром, как колебания. Вздрогнул и шарахнулся назад, отдергивая руку, которой удерживал его.
- Что?!
- Я так и знал, что вас это в чувство приведет, - пробормотал Ивар, голос его заметно дрожал. – Ну и напугали вы меня. Я чуть не… ну, в общем, еще чуть-чуть и можно было бы никуда не ходить.
Я через силу улыбнулся, чувствуя, как меня отпускает напряжение. Его дурацкая, на грани приличия шутка, оказала почти мгновенное действие, и я перестал чувствовать себя смешным, со своей нелепой попыткой спасения.
- И вообще, полковник! – Ивар аккуратно взял у меня свечку и начал ее аккуратно выпрямлять. – Где ваша храбрость, воспетая трубадурами и журналистами ежедневных изданий? Что же вы так орете-то?
Трой, поддерживая его, радостно повилял хвостом.
- Я артиллерист, а не пехотинец, - буркнул я. – И тем более, не дрессировщик в цирке, работающий с глупыми и невоспитанными собаками. Господин Талер… вы все еще собираетесь посетить…
- Туалетную комнату? – подхватил мой тон Ивар. – О да. Все еще собираюсь. Только проводите меня теперь уж до конца. Вдруг еще какие-то опасности поджидают меня в вашем дворе.
Я улыбнулся. Вообще-то, сперва я собирался просто дождаться его на крыльце, тропинка в нужную сторону была прямой и заблудиться невозможно. Но отказать сейчас не смог, и просто пошел вперед, свистнув Трою, чтобы он следовал за нами. Остальных собак видно не было, значит Ларс оставил на свободе только Троя, зная, что тот не тронет. Ивар со свечой в руке догнал меня и неожиданно взял за руку. Его пальцы, холодные, крепкие, втиснулись мне в ладонь и крепко сжали. Это получилось так просто и так правильно, как будто он действительно нуждался в моей защите и доверял мне. Я сбился с шага и на мгновение в моем мире не осталось ничего, кроме этого прикосновения. В отличие от всего остального, что делал Ивар, когда пытался меня задеть, тут и намека не было на чувственность. Наверное потому я поверил, что сейчас он абсолютно серьезен.
Отпускать его руку не хотелось, но дощатая постройка с вырезанным на двери сердечком, была слишком близко от дома. Я с усилием, и не сразу разжал пальцы, но Ивар то ли не заметил этого, то ли сделал вид, в любом случае, я был ему благодарен. Он скрылся в домике вместе со свечкой, а я, прислонившись спиной к стене сарая, смотрел на звезды в просвете облаков. Черные, рваные по краям тучи наползали на Святой Крест, на Двух Собак, а от Матери-Победы остался виден только меч и часть руки. Я старательно рассматривал небо, разбирая знакомые созвездия, чтобы отвлечься от явственного и деловитого журчания за хлипкой деревянной стенкой. Почему-то это простое и понятное действо в исполнении Ивара вгоняло меня в краску куда сильнее, чем, например, раскрашенные фотографии с голыми «наложницами восточного принца», которые я видел в столице.
Наконец, Ивар вышел, одной рукой застегивая штаны.
- Хорошо, что дождались меня, - серьезно сказал он. – Я, признаться, темноту не очень люблю. Вы… пойдете?
При мысли о том, что теперь он будет стоять и слушать, я с ужасом помотал головой. Ивар рассмеялся, глядя на меня, но, к моему удивлению, это совсем не казалось злой насмешкой.
- Знаете, Манфред, не думал, что у вас может быть такой испуганный вид, - сказал он. – Я думал, после защиты Аран и после Доргата, и где вы там еще отличились, вас уже ничем не испугать.
- Это все нечестно, - ответил я и пояснил, натолкнувшись на удивленный взгляд. – При защите Аран куда больше отличились те, кто там погиб. Я знаю, я видел. Я же просто… мне просто повезло. А потом господин Верде сказал, что государству нужны герои, и что я на эту роль подхожу лучше всего. Не потому, что такой выдающийся офицер.
- А потому, что дворянин, что молодой, и что чертовски красивый? – закончил за меня Ивар. – Хорошо будете смотреться на парадах, и на открытках для благотворительных сборов.
- Издеваетесь? – холодно спросил я, чувствуя, как больно рвется незримая тонкая ниточка приязни, которая натянулась было между нами. Ивар резко вскинул на меня глаза, почти черные при свете свечи и прикусил губу.
- В том-то и дело, что нет, - тихо сказал он, медленно, словно подбирая слова. – Но вы мне не поверите, я понимаю. Манфред, я был неправ тогда, более того, я вел себя как свинья. У меня есть оправдания, но их долго объяснять. Просто, поверьте мне сейчас? Вы не урод. Вы не вызываете у меня неприязни. Вы…
Я продолжал смотреть на него, сжав губы. Каждое его слово, возможно и против желания Ивара, делало мне очень больно, как будто в затянувшейся, застарелой ране, начали ковырять стальным крючком.
- А в то, что вы урод, поверили с первого раза, - вздохнул Ивар. – Ну как вам еще объяснить, что…
Он вдруг легонько толкнул меня рукой в грудь, заставляя отступить на шаг, так, что я уперся спиной в дверцу с сердечком, а потом, как-то неожиданно оказался вплотную, словно теперь он закрывал меня от какой-то неведомой опасности, и поцеловал. Настойчиво, сильно – так что я, невольно отпрянув в первое мгновение, больно стукнулся затылком о доски. А потом замер, боясь неловким движением или жестом разорвать это наваждение. Ивар обнимал меня за шею, чертова свечка в другой его руке слепила мне глаз, а его губы, точно такие, как я себе представлял – чуть шершавые, обветренные, влажные, слились с моими. Я плохо помню, как он меня отпустил, знаю лишь, что длилось все недолго. У меня билось сердце так, что казалось, оно проломит изнутри ребра, и в коленях появилась недостойная имперского офицера слабость. Я стоял, привалившись к «туалетной комнате» и пытался отдышаться.
- Ну, вы только в обморок тут не грохнитесь, полковник, - судя по голосу, к Ивару возвращалось привычное расположение духа. Я был этому чрезвычайно рад – он словно давал мне необходимую передышку, возможность подумать над тем, что произошло, и решить, как вообще с этим дальше жить. – Вы тяжелый, я вас не донесу, еще и на второй этаж.
- Ага, - выдохнул я, выпрямляясь. – Все хорошо.
- А то, - улыбнулся Ивар. – Конечно, хорошо.
Я с некоторым подозрением посмотрел на него, но Ивар улыбался вполне обыкновенно и, кажется, довольно. В моей же голове творился полный сумбур, я кое-как смог выровнять дыхание, и заставить себя не думать пока о произошедшем, и о мотивах Ивара. Случившееся было слишком невероятно, так что я решил, что Талер просто решил меня лишний раз поддразнить или шокировать. Впрочем, если бы я был ему действительно физически неприятен, выбирать подобный способ он вряд ли стал бы.
- Манфред, вам не говорили, что солдатам много думать – вредно? – дернул он меня за рукав. – Пойдемте уже, я спать хочу.
Я кивнул, выдираясь из водоворота сумбурных мыслей и двинулся по дорожке, к темнеющему впереди дому. Ивар в этот раз не стал брать меня за руку, он просто шел рядом, неся многострадальную и покосившуюся, но так и не погасшую свечку.
В библиотеке, раздевшись и улегшись на свой топчан, который вызвал у меня новый шквал ностальгических воспоминаний, я смотрел сквозь дырявую ширму, как возится со своей постелью Ивар. Он тоже уже разделся, оставшись в одних подштанниках, и кожа у него оказалась белая, нежная, как у фарфоровой куклы. А может, такой эффект был от тусклого света керосинки и от торчащих из прорехи на ткани ниток, делавших всю картинку слегка размытой. Я смотрел на его спину с торчащими позвонками, и задумчиво касался пальцами своих губ. А потом Ивар прикрутил фитилек у лампы, и комната погрузилась в темноту.
@темы: Тексты, Талер для героя
смешно, конечно, но так и получается. Знаю по своему летне-деревенскому детству, что поход ночью до нужного сооружения может оказаться ох каким длинным и приключенческим...
Зато Ивар его сам поцеловал...
Терапия затянется), но это должно быть даже приятно, я думаю.
ЗЫ. Альдо ведет себя как девственник)))
Kkay ЗЫ. Альдо ведет себя как девственник))) Он не девственник в физическом смысле... но у него хе... затянувшаяся первая любовь )) Хотя Ивар рисковал, конечно, могло крышку-то сорвать.
Капитан Ангел рисковал-рисковал)), но я думаю, что как раз Манфред умеет держать себя в руках.
нуууууу мне так кажется, что Ивар, когда-то раньше Альдо где-то мог видеть, еще до того какАльдо увидел его тогда в больнице
Kkay Ну там, конечно, сделали, но в общем-то красавцем его теперь сложно назвать. Разве что смотреть только с одной стороны... Альдо накручивает больше, чем есть на самом деле. Хотя если кому-то неприятны какие-либо физические увечья, то такое может быть нефиговой проблемой.
Почему-то мне кажется, что Талер такому предложению не удивился бы. Зря Альдо держит его за фарфоровую куколку...