Если вас что-то смущает во мне, не ставьте меня в известность, попробуйте пережить потрясение самостоятельно.
читать дальшеЯ кивнул. У него был такой вид, как будто он знает, что должен умереть. Я насмотрелся на таких людей во время войны, и потом - в полевом и императорском госпитале. В императорском было страшнее. Когда светлый князь или барон лежит на взбитых белоснежных подушках, в изголовье живые цветы, рядом мать, жена или любовница, а у него бесцветные, выгоревшие, будто на солнце, и при этом необыкновенно глубокие глаза. Он уже знает, что умрет. Его тело это знает. Лучше, чем врачи, которые лгут и скрывают от него правду. И он торопится договорить, досмотреть, долюбить…
Ивар смотрел на меня так же. Жадно, с затаенным безнадежным отчаянием, как будто тянул последние минуты.
- Иди сюда, - сказал я. – Давай сперва устроим постель, а потом поговорим.
Он качнул головой.
- Масла в лампе осталось совсем немного, - соврал я. – Придется потом все делать в полной темноте.
Ивар бледно улыбнулся, потом словно встряхнулся и начал доставать одеяла из сумки. Я молча начал стряхивать высохшие листья и сосновые иголки с дощатого настила, на котором можно было спать. Ветер приносил их сюда те несколько лет, пока дом стоял пустым, и заметал в углы, покрытые пылью. Снаружи вдруг громыхнуло, раскатисто и гулко, так что я вздрогнул.
- Это не канонада, полковник, - сказал Ивар, касаясь моей руки. – Это просто гроза.
Раскаты еще слышались вдали, и я уже понял, что он прав. Некому стрелять здесь, в такой глуши. Здесь даже Стрелки никогда не появлялись, кому нужен Ар-Майн, и несколько полузаброшенных прибрежных курортов, куда приезжают лишь «поправить здоровье» или ссылают надоевших жен и любовниц. Ну и фаворитов, разумеется.
- Иногда мне кажется, что война везде, - сказал я. – Но это только гроза.
- А война и так везде. Хоть ее не всегда видно.
Мы улеглись, не раздеваясь – было не слишком жарко, да и ситуация не располагала. Точнее, лег только я, Ивар же остался сидеть, поджав ноги. Я выбрал место с краю, чтобы ночью подбросить еще дров в печь, так что он сидел у стены, опираясь на нее спиной, и смотрел куда-то в сторону. Поняв, что ложиться он не собирается, я потянулся к столу, прикрутил фитиль у лампы, и темнота разом сгустилась вокруг, скрывая стены комнаты. Снаружи полыхнула зарница, следом раскатился громовой грохот. Шумели деревья, раскачиваясь от ветра, иногда с треском ломались ветки. Я молчал, потому что не собирался его подгонять. Я даже вполне принял бы, если бы Талер передумал говорить. Мне казалось, что между нами все достаточно ясно, хоть и не слишком пока прочно.
- Манфред, - тихо сказал он. – Ты меня только не перебивай, хорошо? Я скажу то, что хочу, а ты потом решишь.
Я молча кивнул, потом подумал, что он не увидит в темноте и сказал: «Да».
- То что было тогда во дворце между нами… я сейчас очень об этом сожалею, - произнес он явно заготовленные слова. – Я уже извинялся, я помню, но я теперь хочу объяснить.
Я дернулся, собираясь сказать ему, что это не самая приятная тема, и что мы можем просто все забыть, тема, но Ивар взял меня за руку. В темноте его пальцы казались холодными и чужими.
- Меня просил Филипп. Точнее… - Ивар сбился, и заговорил быстрее, словно боялся, что я сделаю что-то раньше, чем закончит. – Он никогда не просит, ты знаешь. Он либо приказывает, либо… просто говорит. Он просто сказал тогда… а я решил сделать. Ну, подшутить. Мне не было смешно, хоть я и смеялся. Я знаю, что это меня никак не оправдывает – что я там на самом деле себе думал. Но я так хотел понравиться Филиппу, я так хотел, чтобы он видел, какой я… «беспечный и жестокий», - он произнес строчку из известного романса. – Я не слишком думал о тебе. Думал, что ты сильный и как-нибудь переживешь.
Я молчал. Наверное, он прочитал в этом что-то, и добавил, с какой-то сдавленной горечью:
- Хорошо, я вообще о тебе не думал. Потому что… если бы начал, мне было бы слишком мерзко.
Он замолчал, и я слышал, как он дышит рядом.
- Зачем? – спросил я как можно мягче. Таким голосом учитель Арден спрашивал нас о цели, с которой было, например, разбито окно в классе. Он всегда считал, что может быть и иная цель, кроме баловства. Та, за которую не нужно сечь розгами, а можно просто объяснить, как сделать правильно.
- Я боялся, что он меня отошлет. Что я ему надоем слишком быстро. Мне нужно было держаться рядом, мне хотелось его развлечь. Альдо, он сам понял, что ты влюблен в меня, он мне много раз об этом говорил.
- Ты тоже это понял?
- Я не думал об этом.
В новом всполохе лицо Ивара на мгновение высветилось четко и контрастно – темные провалы глаз на бледном лице, закушенная губа. Я не хотел делать ему больно, но сейчас больно он делал себе сам.
- Знаешь, наверное, я специально сделал то, что он просил. Мне… ты мне нравился. Как человек и вообще, мне было приятно на тебя смотреть. Там при дворе не так много хороших лиц. Но я не мог себе такого позволить. Уж лучше было сразу все отрезать – сделать так, чтобы ты сам меня начал ненавидеть.
- У тебя не получилось, - сказал я.
- Это потому что ты ненормальный, Манфред. Нормальный бы меня уже убил, еще в поезде.
- Значит мы оба ненормальные. И меня это радует.
Снаружи хлынул дождь, и очередной порыв ветра хлестнул дождевыми каплями по окну, словно прошил пулеметной очередью. Ивар вздрогнул.
- Я одного не понимаю, - медленно сказал я, подбирая слова. – Ты же из Гедера, ты же таких… прогрессивных взглядов. Зачем тебе так важно было остаться? Из-за подарков и красивой одежды?
Ивар посмотрел на меня так, что я облегченно выдохнул. Нет, ни к черту ему не сдались императорские тряпки. Тут другое…
- Что, оберст-полковник, я действительно так похож на любителя тряпок с шитьем и бриллиантов? – спросил он едко. Потом, помолчав, добавил: - В общем-то, это хорошо, если похож. Так и нужно было. Знаешь, Альдо, я ведь год назад уже знал, как должен выглядеть и кем казаться. Это нетрудно было, я люблю хорошо одеваться, и красивые вещи тоже люблю. Мне нужно было находиться рядом. Теперь ты понимаешь?
Он поднял руку и потер пальцами виски, словно у него болела голова. А потом задумчиво посмотрел на свою руку. На его пальцах по-прежнему темнели рубиновые кольца. Мутные, темные пятна камней на фоне белой, почти прозрачной в свете зарниц коже. Я поднял голову так, чтобы смотреть ему в лицо – теперь перстни попадали в «слепое пятно» и я впервые порадовался, что не вижу правым глазом.
- Камни как кровь, - сказал он. – Столько человек погибло просто для того, чтобы я оказался там, где был.
- Зачем? – спросил я.
- Потому что времени почти не осталось, - сказал Ивар, глядя прямо перед собой. Он казался очень серьезным. – И ты сам это понимаешь.
- Филипп понял, кто ты и зачем был при нем? – я говорил спокойно. То, что Ивар далеко не фанатично предан короне, я понял давным-давно. И сейчас, в этой глуши, его слова о Филиппе, о войне, о предательстве и шпионаже звучали, словно со страниц книги. Это далеко, не с нами, а с какими-то выдуманными, чужими людьми. Мы же с Иваром были отгорожены от дворца и остального мира горами, сумрачным, мокрым еловым лесом, бревенчатыми стенами. Это все было реальностью куда более явной.
- Если бы он понял, повесил бы сразу.
Ивар повел плечами и в этот момент я понял, что ему страшно. Это был такой запоздалый, отложенный страх, какой появляется через некоторое время после того, как тебя могли убить. Когда все уже в порядке, и можно жить еще день или несколько, он накатывает, бросая в дрожь и липкий пот, как будто даже избегнув опасности, нужно все равно отдать ей должное собственным страхом. Никуда от этого не уйти.
- Я думал сперва, что тебе дали приказ убить меня, не вызывая шума. Это было бы понятно. А раз нет… то я не знаю.
Теперь я знал, что его пугало. Неизвестность, которая хуже всего. Я пытался вспомнить наш последний разговор с императором, чтобы понять, возможно, что-то ускользнуло от меня тогда. Ивар понял мое молчание по-своему.
- Ты наверное, думаешь, зачем я все это тебе сказал? Я хотел, чтобы ты понял, у меня были… причины делать то, что я сделал. Но если бы я знал, что ты такой… если бы знал про госпиталь, все, что ты мне сейчас рассказал, я бы…
Он замолчал, собираясь с мыслями, а я чувствовал себя ужасно неловко и неудобно. Сейчас он скажет какие-то правильные и нужные, по его мнению слова, а потом мы оба будем об этом жалеть.
- Манфред, - вдруг сказал Ивар совершенно другим голосом и посмотрел наверх. – Мне кажется, у вас тут крыша протекает.
Я сперва даже не понял, шутит он или говорит серьезно, настолько резким и странным был этот переход. Но Ивар схватил мою руку и потянул к себе ближе, чтобы я мог сам пощупать подмокший край одеяла. Дождь все не унимался.
- Полковник, после моих признаний вы решили окончательно прекратить наши отношения и выгнать меня на улицу? Если нет, можно я все-таки подвинусь от этой лужи подальше? – жалобно спросил он.
- Черт возьми, Ивар! - рассмеялся я. – Если бы я не чувствовал сейчас это мокрое пятно, я бы решил, что ты все придумал…
Он покосился на меня, настороженно и как-то неуверенно. Словно действительно ждал, что я могу выставить его за дверь.
- …И придумал просто великолепно. К черту Филиппа, к черту корону. И мою службу – тоже к черту. Пока мы здесь, не хочу ни слышать, ни говорить обо всем этом.
- А потом? Когда мы уже не будем здесь? – спросил он, наклоняясь надо мной и стягивая через лоб повязку. – Смотри мне в глаза, Альдо. Что будет потом?
- Я никогда не сделаю тебе ничего плохого, - ответил я. – Чем бы мне не пришлось для этого поступиться.
- Принято, - сказал он и улыбнулся. – Мне приятно… но ты не обязан. Запомни, хорошо? Никогда не рискуй из-за меня.
- Тогда и ты…
- И я не буду.
Он нагнулся еще ниже и поцеловал меня в лоб – прямо в шрам, который пересекал бровь. Я вздрогнул и обеими руками обхватил его за бока. Под тонкой тканью рубашки кожа казалась обжигающе горячей.
- Там все еще протекает крыша?
- Еще как, - ответил Ивар. – А я так и не дождался разрешения потеснить вас, оберст, на вашей половине.
Я молча обнял его, притягивая ближе. Его губы были мягкими и чуть солоноватыми. Пока мы целовались, лента, удерживающая его растрепавшиеся волосы, упала мне на лицо. Она казалась темно-серой в ночном мраке, но я знал, что она небесно-голубая, и зрение мне для этого было не нужно. Потом он выпрямился и быстро начал снимать рубашку:
- Она мокрая. Насквозь мокрая, знаешь ли.
- Благословенная крыша, - отозвался я хрипло.
Через некоторое время нам двоим стало совсем не тесно на моей половине постели…
Ивар смотрел на меня так же. Жадно, с затаенным безнадежным отчаянием, как будто тянул последние минуты.
- Иди сюда, - сказал я. – Давай сперва устроим постель, а потом поговорим.
Он качнул головой.
- Масла в лампе осталось совсем немного, - соврал я. – Придется потом все делать в полной темноте.
Ивар бледно улыбнулся, потом словно встряхнулся и начал доставать одеяла из сумки. Я молча начал стряхивать высохшие листья и сосновые иголки с дощатого настила, на котором можно было спать. Ветер приносил их сюда те несколько лет, пока дом стоял пустым, и заметал в углы, покрытые пылью. Снаружи вдруг громыхнуло, раскатисто и гулко, так что я вздрогнул.
- Это не канонада, полковник, - сказал Ивар, касаясь моей руки. – Это просто гроза.
Раскаты еще слышались вдали, и я уже понял, что он прав. Некому стрелять здесь, в такой глуши. Здесь даже Стрелки никогда не появлялись, кому нужен Ар-Майн, и несколько полузаброшенных прибрежных курортов, куда приезжают лишь «поправить здоровье» или ссылают надоевших жен и любовниц. Ну и фаворитов, разумеется.
- Иногда мне кажется, что война везде, - сказал я. – Но это только гроза.
- А война и так везде. Хоть ее не всегда видно.
Мы улеглись, не раздеваясь – было не слишком жарко, да и ситуация не располагала. Точнее, лег только я, Ивар же остался сидеть, поджав ноги. Я выбрал место с краю, чтобы ночью подбросить еще дров в печь, так что он сидел у стены, опираясь на нее спиной, и смотрел куда-то в сторону. Поняв, что ложиться он не собирается, я потянулся к столу, прикрутил фитиль у лампы, и темнота разом сгустилась вокруг, скрывая стены комнаты. Снаружи полыхнула зарница, следом раскатился громовой грохот. Шумели деревья, раскачиваясь от ветра, иногда с треском ломались ветки. Я молчал, потому что не собирался его подгонять. Я даже вполне принял бы, если бы Талер передумал говорить. Мне казалось, что между нами все достаточно ясно, хоть и не слишком пока прочно.
- Манфред, - тихо сказал он. – Ты меня только не перебивай, хорошо? Я скажу то, что хочу, а ты потом решишь.
Я молча кивнул, потом подумал, что он не увидит в темноте и сказал: «Да».
- То что было тогда во дворце между нами… я сейчас очень об этом сожалею, - произнес он явно заготовленные слова. – Я уже извинялся, я помню, но я теперь хочу объяснить.
Я дернулся, собираясь сказать ему, что это не самая приятная тема, и что мы можем просто все забыть, тема, но Ивар взял меня за руку. В темноте его пальцы казались холодными и чужими.
- Меня просил Филипп. Точнее… - Ивар сбился, и заговорил быстрее, словно боялся, что я сделаю что-то раньше, чем закончит. – Он никогда не просит, ты знаешь. Он либо приказывает, либо… просто говорит. Он просто сказал тогда… а я решил сделать. Ну, подшутить. Мне не было смешно, хоть я и смеялся. Я знаю, что это меня никак не оправдывает – что я там на самом деле себе думал. Но я так хотел понравиться Филиппу, я так хотел, чтобы он видел, какой я… «беспечный и жестокий», - он произнес строчку из известного романса. – Я не слишком думал о тебе. Думал, что ты сильный и как-нибудь переживешь.
Я молчал. Наверное, он прочитал в этом что-то, и добавил, с какой-то сдавленной горечью:
- Хорошо, я вообще о тебе не думал. Потому что… если бы начал, мне было бы слишком мерзко.
Он замолчал, и я слышал, как он дышит рядом.
- Зачем? – спросил я как можно мягче. Таким голосом учитель Арден спрашивал нас о цели, с которой было, например, разбито окно в классе. Он всегда считал, что может быть и иная цель, кроме баловства. Та, за которую не нужно сечь розгами, а можно просто объяснить, как сделать правильно.
- Я боялся, что он меня отошлет. Что я ему надоем слишком быстро. Мне нужно было держаться рядом, мне хотелось его развлечь. Альдо, он сам понял, что ты влюблен в меня, он мне много раз об этом говорил.
- Ты тоже это понял?
- Я не думал об этом.
В новом всполохе лицо Ивара на мгновение высветилось четко и контрастно – темные провалы глаз на бледном лице, закушенная губа. Я не хотел делать ему больно, но сейчас больно он делал себе сам.
- Знаешь, наверное, я специально сделал то, что он просил. Мне… ты мне нравился. Как человек и вообще, мне было приятно на тебя смотреть. Там при дворе не так много хороших лиц. Но я не мог себе такого позволить. Уж лучше было сразу все отрезать – сделать так, чтобы ты сам меня начал ненавидеть.
- У тебя не получилось, - сказал я.
- Это потому что ты ненормальный, Манфред. Нормальный бы меня уже убил, еще в поезде.
- Значит мы оба ненормальные. И меня это радует.
Снаружи хлынул дождь, и очередной порыв ветра хлестнул дождевыми каплями по окну, словно прошил пулеметной очередью. Ивар вздрогнул.
- Я одного не понимаю, - медленно сказал я, подбирая слова. – Ты же из Гедера, ты же таких… прогрессивных взглядов. Зачем тебе так важно было остаться? Из-за подарков и красивой одежды?
Ивар посмотрел на меня так, что я облегченно выдохнул. Нет, ни к черту ему не сдались императорские тряпки. Тут другое…
- Что, оберст-полковник, я действительно так похож на любителя тряпок с шитьем и бриллиантов? – спросил он едко. Потом, помолчав, добавил: - В общем-то, это хорошо, если похож. Так и нужно было. Знаешь, Альдо, я ведь год назад уже знал, как должен выглядеть и кем казаться. Это нетрудно было, я люблю хорошо одеваться, и красивые вещи тоже люблю. Мне нужно было находиться рядом. Теперь ты понимаешь?
Он поднял руку и потер пальцами виски, словно у него болела голова. А потом задумчиво посмотрел на свою руку. На его пальцах по-прежнему темнели рубиновые кольца. Мутные, темные пятна камней на фоне белой, почти прозрачной в свете зарниц коже. Я поднял голову так, чтобы смотреть ему в лицо – теперь перстни попадали в «слепое пятно» и я впервые порадовался, что не вижу правым глазом.
- Камни как кровь, - сказал он. – Столько человек погибло просто для того, чтобы я оказался там, где был.
- Зачем? – спросил я.
- Потому что времени почти не осталось, - сказал Ивар, глядя прямо перед собой. Он казался очень серьезным. – И ты сам это понимаешь.
- Филипп понял, кто ты и зачем был при нем? – я говорил спокойно. То, что Ивар далеко не фанатично предан короне, я понял давным-давно. И сейчас, в этой глуши, его слова о Филиппе, о войне, о предательстве и шпионаже звучали, словно со страниц книги. Это далеко, не с нами, а с какими-то выдуманными, чужими людьми. Мы же с Иваром были отгорожены от дворца и остального мира горами, сумрачным, мокрым еловым лесом, бревенчатыми стенами. Это все было реальностью куда более явной.
- Если бы он понял, повесил бы сразу.
Ивар повел плечами и в этот момент я понял, что ему страшно. Это был такой запоздалый, отложенный страх, какой появляется через некоторое время после того, как тебя могли убить. Когда все уже в порядке, и можно жить еще день или несколько, он накатывает, бросая в дрожь и липкий пот, как будто даже избегнув опасности, нужно все равно отдать ей должное собственным страхом. Никуда от этого не уйти.
- Я думал сперва, что тебе дали приказ убить меня, не вызывая шума. Это было бы понятно. А раз нет… то я не знаю.
Теперь я знал, что его пугало. Неизвестность, которая хуже всего. Я пытался вспомнить наш последний разговор с императором, чтобы понять, возможно, что-то ускользнуло от меня тогда. Ивар понял мое молчание по-своему.
- Ты наверное, думаешь, зачем я все это тебе сказал? Я хотел, чтобы ты понял, у меня были… причины делать то, что я сделал. Но если бы я знал, что ты такой… если бы знал про госпиталь, все, что ты мне сейчас рассказал, я бы…
Он замолчал, собираясь с мыслями, а я чувствовал себя ужасно неловко и неудобно. Сейчас он скажет какие-то правильные и нужные, по его мнению слова, а потом мы оба будем об этом жалеть.
- Манфред, - вдруг сказал Ивар совершенно другим голосом и посмотрел наверх. – Мне кажется, у вас тут крыша протекает.
Я сперва даже не понял, шутит он или говорит серьезно, настолько резким и странным был этот переход. Но Ивар схватил мою руку и потянул к себе ближе, чтобы я мог сам пощупать подмокший край одеяла. Дождь все не унимался.
- Полковник, после моих признаний вы решили окончательно прекратить наши отношения и выгнать меня на улицу? Если нет, можно я все-таки подвинусь от этой лужи подальше? – жалобно спросил он.
- Черт возьми, Ивар! - рассмеялся я. – Если бы я не чувствовал сейчас это мокрое пятно, я бы решил, что ты все придумал…
Он покосился на меня, настороженно и как-то неуверенно. Словно действительно ждал, что я могу выставить его за дверь.
- …И придумал просто великолепно. К черту Филиппа, к черту корону. И мою службу – тоже к черту. Пока мы здесь, не хочу ни слышать, ни говорить обо всем этом.
- А потом? Когда мы уже не будем здесь? – спросил он, наклоняясь надо мной и стягивая через лоб повязку. – Смотри мне в глаза, Альдо. Что будет потом?
- Я никогда не сделаю тебе ничего плохого, - ответил я. – Чем бы мне не пришлось для этого поступиться.
- Принято, - сказал он и улыбнулся. – Мне приятно… но ты не обязан. Запомни, хорошо? Никогда не рискуй из-за меня.
- Тогда и ты…
- И я не буду.
Он нагнулся еще ниже и поцеловал меня в лоб – прямо в шрам, который пересекал бровь. Я вздрогнул и обеими руками обхватил его за бока. Под тонкой тканью рубашки кожа казалась обжигающе горячей.
- Там все еще протекает крыша?
- Еще как, - ответил Ивар. – А я так и не дождался разрешения потеснить вас, оберст, на вашей половине.
Я молча обнял его, притягивая ближе. Его губы были мягкими и чуть солоноватыми. Пока мы целовались, лента, удерживающая его растрепавшиеся волосы, упала мне на лицо. Она казалась темно-серой в ночном мраке, но я знал, что она небесно-голубая, и зрение мне для этого было не нужно. Потом он выпрямился и быстро начал снимать рубашку:
- Она мокрая. Насквозь мокрая, знаешь ли.
- Благословенная крыша, - отозвался я хрипло.
Через некоторое время нам двоим стало совсем не тесно на моей половине постели…
@темы: Тексты, Талер для героя
-
-
28.05.2011 в 00:34-
-
28.05.2011 в 00:43- Филипп понял, кто ты и зачем был при нем?
Я тут не допоняла. Кем был Ивар при Филиппе?
-
-
28.05.2011 в 00:46-
-
28.05.2011 в 06:12-
-
28.05.2011 в 06:12Наблюдателем он был, шпионом. Он собственно и говорит о том, что его подготовили заранее и прислали.
-
-
28.05.2011 в 08:17-
-
28.05.2011 в 09:23Обычно шпиенов, если не могут убить сразу, держат под неусыпным контролем.
В застенках гестапоТам, где могут легко до них добраться, и, если надо, обменять на своего, если тот хвост подмочит.А еще странное отношение у Филиппа к Манфреду. Зачем говорить гадости, пусть и устами своего фаворита, какому-то солдату? Альдо для Филиппа - тьфу. Будь он хоть трижды герой войны.
-
-
28.05.2011 в 09:27-
-
28.05.2011 в 09:29Зачем говорить гадости, пусть и устами своего фаворита, какому-то солдату? Альдо для Филиппа - тьфу. Будь он хоть трижды герой войны. От характера зависит. Ходит человек, явно влюбленный в твоего любовника. Можно устроить хорошую веселуху. Он ее и устроил - и ничего личного. Скучно Филиппу...
-
-
29.05.2011 в 10:53Конечно, я эту вещь на SW читала, только у тебя ник там другой, поэтому не вьехала сразу.
Влюбилась в это произведение страшно. Я говорила уже, что меня всегда больше интересует процесс развития отношений, чем счастливый финал и секс-сцены? Нет, секс-сцены я тоже обожаю, но как бы в качестве отменной приправы. Но это ведь не может быть основным блюдом (к сожалению).
Мне очень нравится. Прими мои искренние восторги)))
-
-
29.05.2011 в 10:55-
-
29.05.2011 в 22:56Сцена объяснения "прорисована" так тонко и ясно, что ее видишь, ощущаешь...
И переливы эмоций, и выражения лиц. Великолепно!
Вот только... счастье так хрупко. На это есть два намека. Всерьез?
-
-
29.05.2011 в 23:08Сцена объяснения "прорисована" так тонко и ясно, что ее видишь, ощущаешь...
И переливы эмоций, и выражения лиц. Великолепно!
Вот только... счастье так хрупко. На это есть два намека. Всерьез?
-
-
29.05.2011 в 23:10-
-
29.05.2011 в 23:50-
-
29.05.2011 в 23:55-
-
30.05.2011 в 00:33Столько вопросов!
-
-
30.05.2011 в 09:25А про Ивара и прочее - ну, я ж допишу это когда-нибудь )))
-
-
13.07.2011 в 19:11