Продолжая записи с Квенты

[dinkk]

Начало здесь:
dinkk.diary.ru/p213483103.htm

Хадор. Химринг.
Моя крепость высится на холме, белые ворота, синие флаги на ветру. Я нигде не чувствовал себя настолько дома, как в Барад Эйтель, даже в Тирионе было иначе. Вскидываю рог и на мой сигнал открываются ворота. Дома, я дома… хочется пойти и вылить на голову ковш холодной воды, и хотя бы вымыть руки…

- Государь, здесь пришел человек и просит его принять. Он ждет уже давно.
Ковш с водой отменяется. Занимаю свое место в зале, оно самое удобное, если нужно с кем-то поговорить, и впервые вижу Хадора. Он кажется совсем юным, и я, выслушивая его просьбу остаться в Крепости и сражаться под нашими знаменами, думаю лишь об одном – а он вообще взрослый? Я плохо умею определять возраст у Младших детей, знаю только, что их юность скоротечна, и годы нельзя пересчитывать на наши. Услышу я в ответ, что ему двадцать или тридцать лет, и как после этого брать его с собой на войну? К счастью, на мой вопрос Хадор ответил лишь, что давно может жить один и решать за себя сам. Значит, считается взрослым. Лишь потом я узнал, что ему едва сравнялось двадцать.
Говорю ему, что принимаю службу и он может оставаться. Уже не думая, что рядом чужак, рассказываю своим о походе к Дориату. И передаю Лалвен приглашение от Мелиан. Мне больно смотреть на след ожога на ее лице, а еще я думаю – она мягче меня и в некоторых вещах мудрее, возможно у нее получится понять дориатрим лучше. Мне же нужно в Химринг, рассказать Майтимо, чего нужно опасаться, если соберется ехать к Дориату и про что помнить. Хадора беру с собой, надеясь по дороге поговорить.

Поговорить удалось уже под самыми стенами Химринга, но не о том, о чем я собирался. Новый мой верный задрал голову, глядя на башни Химринга, и начал что-то говорить про «вот здоровущая же крепость, как будто у хозяев…» но потом почему-то замолчал, густо покраснел, и продолжать отказался. Я заметил, что хозяева мои племянники, и говорить о них можно смело, я хорошо их знаю и если нужно, смогу объяснить, что не так. Но парень совсем смешался, замотал головой и ответил, что при женщинах он «такую похабень» говорить отказывается. Я запомнил слово, чтобы выяснить позже.
С Майтимо разговор был недолгим – я рассказал о поездке в Дориат и предупредил, что если он не хочет остаться там один и без свиты, то пусть требует приглашения в письме, где будет точно сказано, сколько сопровождения он может взять с собой. Потому что у Владык слова меняются, что ветер, то в одну сторону он дует, то в другую. Майтимо сказал, что такое наблюдается не только у Владык, и что к нему уже приходили гонцы из Дориата с приглашениями, и каждый раз они говорили разные вещи и называли разные условия. Сошлись на том, что он будет ждать письма.

На обратном пути и потом, в крепости, я пытался выяснить значение слова «похабень», причем тут башни Химринга и почему об этом нельзя говорить при женщинах. Чем больше удавалось вытянуть из Хадора объяснений, тем непонятнее становилось. Это все было как-то связано с деторождением, более того, с самим созданием детей. Я подумал было, что он просто не знает, о чем говорит, но от моих объяснений Хадор отказался с таким испугом, будто я ему предложил вдвоем к Тангродриму прогуляться. Хотя, кажется, на это он бы согласился.
Он вообще много краснеет и отказывается объяснять, в чем дело. Когда мы с сестрой и некоторыми жителями крепости купались с Сирионе, когда я звал его танцевать с нами или когда они с Даро, нашим вторым человеком, слышали что-то, понятное лишь им двоим, в моих рассказах.
Что такое «похабень» мне все-таки удалось если не понять, то узнать. Но Хадор говорит, у них не принято говорить о таких вещах, и, из уважения к обычаям его народа, здесь я объяснять этого не стану.
У меня мало времени, но я стараюсь находить его на Хадора, потому что у него времени еще меньше. А еще мне нравится с ним разговаривать, учить его тому, чему я когда-то учил своих сыновей. Игре в манкале, танцам, читать и писать… и часто вижу его непонимающий взгляд и вопрос «Почему?» и стараюсь отвечать и объяснять понятно. Говорим мы на синдарине, он неплохо его знает и с каждым днем говорит все лучше.

Ард Гален.
В этот дозор иду я и со мной собирается больше воинов, чем ходит обычно. Не думаю, что это для того, чтобы меня охранять, просто им того хочется, а я не могу и не вижу причин отказывать.


Огромную летучую мышь видели над дорогой, видели не в первый уже раз. Стрелой ее не сбить, копьем тоже… предыдущие дозорные пробовали. Понимаю, что черная тварь из Ангамандо над Хитлумом кружит не просто так. Ярость, которую обычно приходится сдерживать, здесь только помогает. Это моя земля, и над моей землей небо будет чистым. Нет над этими полями и холмами ни права, ни воли Моргота и его слуг. Слова сплетаются с Силой, произнесенные – они способны на большее, чем оружие. Тварь падает и я делаю еще несколько шагов вперед, чтобы прикончить ее мечом… и понимаю, что поединок Силы не закончен, из-за холма показывается новый противник и на этот раз я чувствую боль и короткий, резкий приступ страха, чужого, навязанного мне, как будто я коснулся рукой чего-то липкого. Отвечаю ему, хоть к поединку готов не был, но здесь уже нет моей воли и выбора. Краем глаза замечаю движение в кустах… оборачиваюсь, выхватывая меч, но только для того, чтобы успеть увидеть огромный молот, летящий мне прямо в голову с сокрушительной силой. Удар я осознать успел, боль же пришла позже.
…Трава перед лицом была темной от крови. Я лежал ничком, лицом вниз и судя по тому, как горячим и липким заливало глаза, кровь была моя. Чьи-то руки грубо, жестко дергали и теребили меня, пытаясь поднять на ноги. Я застонал, пытаясь отползти в сторону, увидел лежащего рядом Тандиля и не смог понять, жив он или мертв. Но вокруг нас только орки и прочие твари, так что лучше бы ему оказаться мертвым. О собственной судьбе не хочется и думать. Меня снова пытаются поднять, и в этот миг я разбираю шум и крики атаки. Орки начинают торопиться.
- Бросьте их здесь, - наконец, крикнул кто-то за моей спиной. – Из этого кровища хлещет, сдохнут по дороге к Ангбанду, чего падаль таскать. Бросайте и уходим, быстрей, быстрей.
Меня отшвыриваюти в сторону, снова лицом в вытоптанную траву. Кто-то приближается и я чувствую сильную боль: мою левую руку дергает, что-то рвется и снова резко пахнет кровью. На этом я потерял сознание второй раз.
Мне казалось, что темные не ушли, что ворота Барад Эйтель раскрыты настежь, что вот-вот кто-то ворвется и нужно успеть сказать, предупредить. Я поднимаюсь, чтобы это сказать, но чьи-то руки удерживают меня, укладывая обратно на постель. Женские руки. Я спрашиваю о Тандиле, о Хадоре, о Иримэ, об Арэльдэ – о всех, кого я, казалось, видел рядом с собой в последнем бою. «Все живы» - получаю ответ, и успокиваюсь на какое-то время. Потом моей души касается чужая и я предполагаю, что это целители. Не закрываюсь, позволяя делать со своим телом все, что они посчитают правильным. «Руку ему не спасти» - это первое, что отпечатывается у меня в сознании. Я хочу что-то сказать, но получается лишь стон, и я не знаю, как и с кем спорить. Вместо меня начинают спорить еще два голоса, убеждая первый, что руку все-таки возможно сохранить, не такая страшная рана, а сил у любого, пришедшего с Запада, должно быть много. Потом я пожалел, что открылся, потому что рука заживала дольше обычного, подводила в бою, и отпечаток той раны я носил на себе еще долгие годы. Лишь поднявшись с постели, я узнаю, что лечила меня Лютиэн, дочь короля Тингола и две девы из ее свиты. Хорошо, что благодаря последним, моя рука все-таки осталась при мне.
Когда я вышел из палат Исцеления, оказалось, что здесь Финдарато. Бросается ко мне. Я не знаю, кто за ним послал, и чем его так напугали, но он, похоже, ожидал увидеть рану, отравленную магией или черным ядом. Все уже затянулось и зависит теперь, действительно, от силы моего духа, о чем я ему и говорю. Зато он рассказывает много важного о людях, которые поселились неподалеку, и вот это уже всерьез тревожит меня.

Раны мои заживают долго и, чтобы не проводить время в безделье, я сажусь за работу в мастерской. Кольцо, созданное там, получается чуть более грубым, чем обычно, зато Силы в него вложено немало.



(использованы фото разных авторов и рисунок Вольхи)