От Финголфина, часть 1.

[dinkk]

Мерет Адэртад
Свечи зажжены, кубки расставлены, над водой качается фонарик, по арке на входе рассыпаны искры звезд. Я знаю, что должен буду много говорить, но сейчас от волнения уже нет и следа. Я действительно рад всех видеть и жду.



Первым из незнакомых гостей приходит Кирдан. Я узнал его сразу, хоть никогда не видел, но слова Финвэ, когда он рассказывал о своем друге, были достаточно яркими. Он тоже меня узнал, но меня узнают часто – я похож на отца, сложно перепутать. Очень скоро мы обнимаем друг друга, как будто это мой друг, и мы просто очень давно не виделись. В кубках вино, разговор о разном, о долгой дороге, о волнении на море, о том, как им удается держаться и как хорошо, что мы пришли и помогли им. Мы – это Келегорм, и я называю Кирдану имя того, кого ему стоит еще раз поблагодарить, хоть и не знаю, будет ли сын брата на празднике. Надеюсь, что нет.
Кирдан спрашивает о Финвэ, как о живом, а потом, выслушав известие о его смерти, разворачивается к Рильярэ. «Почему ты не сказала мне? Как мне теперь смотреть в глаза его сына?». Хорошо бы, он не все прочитал теперь в моих глазах. Потому что почти сразу я неосторожно говорю о «потерянном навсегда доме» и приходится выбирать слова, чтобы отвечать на вопросы. Это мучительно и стыдно. К счастью, приходят еще гости и я могу извиниться и прервать разговор. Насколько проще было бы рассказать все, как есть, но это невозможно.

Среди детей Арафинвэ не вижу Айканаро и Ангарато. Они строят ворота, такой был ответ, но мне видится здесь что-то иное. Мы уже столько лет живем далеко друг от друга, и мне думалось, они так же скучают, как и я по ним. Зато феанариони пришли почти все, и это тоже неожиданно. Я люблю их, как люблю всю свою семью, но кроме этих чувств, между нами еще очень много всего, высказанного и невысказанного. Впрочем, сегодня они в высказываниях себя не сдерживают, Куруфинвэ и Карнистир подчеркнуто обращаются ко мне «Брат отца моего». Ну, хоть не «полубрат». Это все давным-давно не задевает, и мне не приходится даже делать вид, будто мне все равно.

Танцы захватывают. Я люблю танцевать, и хоть сейчас приходится тратить немного времени на объяснения, очень быстро слова становятся не нужны. Некоторые из гостей на ходу учат наш язык – мы называем фигуры на квенья, так привычнее. Особенно много радости вызывает «лодочка».

Майтимо и Нэрвен поют, и песню подхватывают почти все нолдор. Я смотрю на лица, на светлые глаза своих сородичей и впервые за много лет снова чувствую, что мы один народ. Будто и не было ничего, что осталось позади, что разделило нас и на какое-то время сделало едва ли не врагами. Спасибо им обоим.
Квессэ хочет проводить гостей из Дориата, и я отправляю с ним быстрое письмо Владыку Тинголу. Давно пора приехать к нему лично, но не хочется сложностей на границе его королевства, поэтому хочу заручиться приглашением. Извещаю, что прибуду до полудня и остаюсь ждать ответ. Квессэ приносит его на словах, что меня ждут и я могу войти, и со мной любое количество свиты. Странно, что ответ не письмом, но главное – он есть.
Наш праздник незаметно переходит в скорый военный совет. Раз уж мы все здесь, то почему бы не обсудить наступление на Ангбанд. Майтимо и Финдарато согласны, а Куруфинвэ начинает требовать от меня немедленно заключить союз с недавно встреченными ими наугрим. До Феанаро ему далеко, да и Майтимо все быстро пресекает, так что совет заканчивается решением выступать сразу, как нолдор доберутся до своих крепостей.

Вопрос с наугрим остается пока открытым.

Дагор Аглареб.
Все собираются быстро, и в стенах Барад Эйтель армия кажется большой, но стоит нам покинуть ее пределы, и я понимаю, как нас мало. Хотя вышли почти все. Вокруг тишина и я несколько раз поднимаю горн, но ответа нет. На мгновение начинает казаться, что нас снова оставили разбираться со всем одних. Но я играю последний сигнал и слышу ответ. Поют трубы Минас-Тирит и Химринга. Можно идти спокойно.
Короткая стычка в полной темноте, едва успеваем перестроиться для обороны, как вижу знамена – две наши армии подходят почти одновременно. Мне сложно сказать, как получилось то, что получилось дальше, это один из немногих моментов жизни, который я запомнил плохо и восстанавливал потом по чужим словам.
Открылись ворота Ангмандо. В этот раз действительно открылись, хотя в прошлый мы стучали в них и выкликали Врага довольно долго. В клубах красного дыма вышло несколько фигур. Я не видел их никогда, но я ни с чем бы не спутал валараукар, смерть моего брата.
Наверное, эта мысль и была последней разумной, потому что я крикнул «Отступаем»… а дальше помню лишь, что оказался к ним вплотную. Верные и Майтимо говорят, что я сам бросился вперед. Не знаю, зачем и почему. Я не помню, что я думал и чувствовал в тот момент, могу лишь предположить сейчас, что у нас с Феанаро оказалось куда больше общего, чем мне или ему хотелось думать.
Кнут обвился вокруг тела, еще один ударил в грудь и я упал. Боль эту описать невозможно, кажется, что от раны сгорает и тело и душа и потушить это пламя нельзя. Меня тащили в сторону, но мне казалось, что где-то там, где сейчас бой и огненные всполохи, я видел синее платье Лалвен. Я кричал ее имя, но никто не слышал. Минуты, пока меня оттаскивали, пока Вайрэ искала у себя в сумке что-нибудь от боли, показались вечностью. Потом рядом нашлась сестра, жива, но ранена. И снова нас куда-то тащили, стараясь укрыть в безопасном месте.
…Чьи-то руки, касаются моего лица «Ты только не умирай». Я, вроде бы, пока не собираюсь… но говорить тяжело, лекарство туманит разум. Кажется, я все-таки успел это сказать.
…Пытаюсь понять, кто командует… Я не знаю, кто ранен, а кто на ногах, я вообще почти никого не могу узнать. Финдарато говорит, что Майтимо цел и отдает приказы сейчас он. Успокаиваюсь, киваю, снова теряю сознание.
… Меня снова поднимают и кто-то (Арэльдэ?) говорит, что мы отступаем на Химринг. Я не могу понять, почему именно туда, но говорить не получается. Хэлкараумо тащит меня бережно, но это все равно очень больно и выяснять, почем именно туда, у меня нет сил. Майтимо остается где-то позади, все уцелевшие прикрывают отход.
В Химринге явно не были готовы, что армия вернется с таким количеством раненых и обожженных. Хэлкараумо на ходу спрашивает, где палаты исцеления. Ему кто-то показывает путь и говорит, что все туда все равно не поместятся.
- Государь поместится! – он отвечает, не останавливаясь.
Рядом Иримэ и сейчас, при свете ламп, я вижу страшный ожог у нее на лице. Сказать мне нечего, кроме одного – моя вина.
Как только я и остальные можем подняться на ноги, прощаемся и уходим в Барад Эйтель. Здесь и без нас слишком много раненых. А я хочу домой – пусть этому дому едва больше десяти солнечных лет, он уже успел им стать.


Дориат.
Как и обещал, подхожу к границе Завесы до полудня, около 11 часов. Так как в ответном сообщении не было мне названо никакого другого времени. Со мной свита – несколько верных из личной охраны, знаменосец. Не стал брать много, после того, что сделано нами накануне, на дорогах должно быть куда спокойнее.

Меня встречают странно, оказывается, я не могу пройти с сопровождением, тем придется плутать в каких-то серых тенях, с завязанными глазами. Об этом никто не предупреждал, но ссориться я сейчас не хочу. Решаю идти один, оставив отряд на дороге, и сердцу моему неспокойно. Не за себя – я иду к одному из лучших друзей отца, хоть и никогда не виденному мной прежде, а за них. Хоть я и ожидаю встречи такой же светлой и грустной, как с Кирданом, но выходит все иначе.
Менегрот, вопреки рассказам, впечатления не производит, хотя кажется, меня принимают не в тронном зале, а в одной из проходных комнат. Здесь нет ничего, кроме невысоких стульев и странных не то кресел, не то кроватей, в которых расположились король и королева. Зато играет музыка, ее звучание разливается повсюду, и это красиво.
Говорю, что принес добрые вести. Что нолдор зажали Врага в его крепости и сомкнули границы осады. Что теперь не повторится того, что было с Гаванями Кирдана. Ответ мне странен, их будто бы это совсем не радует. Владычица сообщает, что они делают оружие против балрогов. Это уже странно мне, народ Дориата меньше всего похож на искусных оружейников, да и я первый раз слышу, чтобы оружие делалось специально против кого-то. А в чарах я разбираюсь. Возможно, это просто непонимание, ведь говорю я с ними не на родном своем языке.
Спрашиваю, готовы ли они будут присоединиться к нам, когда мы решим окончательно покончить с Врагом, но ответа не получаю. Мелиан озвучивает лишь то, о чем я догадываюсь и сам, но не хочу лишний раз думать: победить одного из Валар могут лишь равные ему по силе. Я согласен с ней, но ждать мы не можем, а Валар вряд ли придут нам на помощь после всего содеянного. Сейчас во мне снова говорит не мудрый правитель, а сын, на чьих руках кровь его отца. Я говорю им о Финвэ, заранее сожалея о той боли, которую сейчас причиню, если Ангрод не стал рассказывать о смерти Нолдорана. Но на лицах по-прежнему ничего не отражается. Кажется, оружие против балрога заботит владык сильнее, чем смерть друга.
Мелиан второй раз спрашивает, зачем мы пришли, и я не выдерживаю, срываюсь, объясняя им, что Моргот убил моего отца, убил на ступенях его дома, и по мне, так это достаточная причина для того, чтобы пересечь море.
В третий раз я повторяю это уже почти спокойно. Равно как и отвечаю на вопрос об «утраченном сокровище» нолдор.
Воевать дориатрим не собираются, намерены ждать валар. Помощь окажут с ранеными. Готовы хоть сейчас и я обещаю, что скажу об этом своей сестре, тем более владычицу заинтересовали раны от кнута балрога. Два таких следа я ношу на своем теле, но мне лечение не предлагают, а я не спрашиваю.
Ухожу с тяжелым сердцем и таким чувством, будто под этими сводами сложно дышать. А перед нами расстилаются цветущие поля Белерианда и голубое небо раскинулось над ними. Как можно оставаться в любом, даже самом прекрасном дворце, и отказаться от всего этого, оставив на разграбление и сожжение Врагу – я понять не могу.